КАЗАС МИХАИЛ

11 декабря 2015, 13:43

МИХАИЛ КАЗАС – СТРАНИЦА, КОТОРОЙ НЕТ В КНИГЕ

В 2014-м году, среди других значимых дат, крымские художники, искусствоведы, знатоки живописи отметили не самый «круглый», но символичный юбилей – 125-летие живописца, графика, книжного иллюстратора Михаила Казаса. Ровесник Анны Ахматовой (оба появились на свет в 1889 году), современник Врубеля и Серова, талантливый юноша сверкнул блестящей кометой на фоне затянутого трагическими тучами революции и гражданской войны крымского неба, и погиб, не дожив до тридцати лет. В 1918 году его расстреляли в Севастополе как офицера-белогвардейца.

Спасению его творческого наследия крымское искусство во многом обязано младшей сестре художника Александре, подарившей уцелевшие работы брата Симферопольскому художественному музею; воспоминаниям А. Афанасьева – участника единственной прижизненной для Казаса «Выставки 4-х» 1910 года в Севастополе; статье киевского журналиста Александра Климчука. Определенный интерес вызвало издание в 2002 году подарочного альбома «Транскрипция мысли» – сборника стихов Александра Коротко, иллюстрированных графическими работами Михаила Казаса. В 2009-м году в залах отдела документов по искусству Республиканской универсальной научной библиотеки имени И. Я. Франко с большим успехом прошла мемориальная выставка.

Но главную роль в «открытии» самобытного графика и живописца Михаила Казаса для крымской художественной среды сыграли исследования искусствоведа Симферопольского художественного музея Рудольфа Подуфалого, проведение ряда выставок в музее (1957, 1965, 1979 – 80, 1989, 2004), издание каталогов, статей, реставрация работ. В постоянной экспозиции музея представлен ряд живописных полотен художника, среди которых знаменитое панно «Скифы», в фондах хранится около 500 работ выдающегося мастера «Серебряного века».

Минуло целое столетие, но творчество и творческое предвидение Михаила Казаса оказались созвучны стремительным ритмам XXI века…

Представители самых разных художественных направлений начала прошлого столетия были одержимы идеей «взрастить лозу века». Каждый думал, естественно, о своей лозе, но все вместе они искали и находили новые грани, новые пути в искусстве, будь то литература, живопись или музыка. Даже в науке именно в первые годы ХХ века были заложены основные направления перспективных исследований, приведших к созданию квантовой теории поля, ядерному взрыву и полету человека в космос.

Но была одна идея, которая мирила «физиков и лириков», приковывала всеобщее внимание, вызывала острый интерес и требовала немедленного ответа. Это идея скорости, движения, развития. Идея, как выяснилось, фундаментальная – ускорение, начавшееся сразу после Первой Мировой войны, «прошило» весь ХХ век и не снижает оборотов в ХХI-м. «Скорость – вот, что оказалось новинкой, гламуром этого века: машины, самолеты, компьютерные вычисления, мгновенные связи. Снятые в фильмах или написанные истории несутся прыжками от одного поворотного пункта к другому, минуя какое-либо развитие, подобно бегущей памяти, забывая в итоге об истории, которую следовало рассказать», – анализирует ситуацию американский критик, эссеист, переводчик Элиот Уайнбергер.

Но и художники не остались чужды этому зову (вызову?) – статичные полотна заметно оживились; композиция, ритм, фигуры – все преисполнилось экспрессией, динамикой. Ярче зазвучали акценты асимметрии, фрагментарного кадрирования мотива. В живописи, как и в музыке, обозначение динамики носит относительный, не абсолютный характер, и если отталкиваться от изначального греческого перевода слова как «мощь, сила», то динамичным, в зависимости от задачи автора, можно назвать и достаточно уравновешенный, на первый взгляд даже спокойный, натюрморт, и беглый скетч, и портрет.

По-разному решается проблема движения во времени и пространстве в произведениях крымских художников: прекрасным мгновением задерживается в натюрмортах Федора Захарова, философски осмысляется в монументальных триптихах Олега Грачева и Валерия Голынского, бурлит и клубится в «перенаселенных» акварелях Виктора Платонова, замирает в безлюдных серебристых маринах Александра Шуринова или в «Тишине крымских долин» Октября Федотова, трепещет переливчатыми мазками сюжетных композиций Рамазана Усеинова, «разбивает» поверхность полотна в футуристических композициях Павла Грейсера.

А в большинстве произведений Михаила Казаса проблема движения, динамики, скорости, кажется, даже помимо воли художника выходит на первый план. Этот подвижный мир, не слишком приветивший молодого художника, в его работах преображался. Становился значительным, острым, неоднозначным, подчас неожиданно трогательным. Возьмем, к примеру, «Восточную серию» с ее торжественным движением караванов, слонов или «Шествие с гепардами». Вот изготовилось к бою «Русские витязи», вот летит «Тройка», а вот ломится прямо по упавшим безжалостная толпа на восточном базаре («Молла Насреддин»). Композиция большинства листов построена таким образом, что стремительное движение увлекает зрителя и «выплескивается» за пределы работы.

Не знаю, насколько крымский художник успел проникнуться идеями европейских коллег, но замечание известного французского импрессиониста Альбера Сислея словно характеризует творческий метод Михаила Казаса: «Сюжет, мотив всегда должен быть передан просто, понятно, чтобы зритель легко мог уловить его… А после сюжета одно из привлекательных качеств работы – движение, жизнь». Этой кипучей жизнью переполнены зарисовки Казаса. Захваченные общим азартом движения, даже герои второго плана того и гляди выскочат на первый – как верховой из «Улочки в Таузе»; или, наоборот, сверзнутся за пределы листа в «Вакханалии». Но возникают иногда и нотки раздумчивой меланхолии в достаточно оптимистичной оркестровке живописной графики Казаса: иной, контрастный, характер движения запечатлевает художник в гризайле «Шествие монахинь». Здесь ритм мелких шажков сестер в гору сначала усиливается в очертаниях их развевающихся черных накидок, потом словно затормаживается, сбивается низко нависшими тучами. И уж совсем внизу всплескивает тонкими черными руками-ветвями тревожное дерево.

В сравнительно малых объемах своих произведений мастер умело работает с образом. Скажем, карикатурно огромный богач и так подавляет всех и вся в работе «Богач и нищий». Но стремительное утекание улицы за угол и максимальная распластанность ее у ног всесильного богатея совершенно не оставляет на этой широкой дороге места бедняку: «Ты или я?!» У бедолаги, впечатанного в стену, решительно не остается выбора. Так простенькая житейская, определенно жанровая зарисовка перерастает в почти философскую притчу.

Художник не жалеет труда и времени, чтобы в небольшом эскизе тщательно проработать цветовую гамму и затейливые узоры на тканях костюма «Звездочета», перебрать все кисточки, рассмотреть загнутые носки на восточных туфлях Моллы Насреддина. А костюмы! По красоте и изысканности они, пожалуй, не уступят знаменитой Бакстовской серии к «Шехерезаде».

«Творчество Михаила Казаса, к сожалению, достаточно мало известное даже крымскому зрителю, сегодня может быть интересно с разных сторон, – убежден известный караимовед, руководитель научного центра «Ассоциации крымских караимов «Крымкарайлар» Юрий Полканов. – Назрела необходимость детального искусствоведческого анализа его работ, издания полноцветного художественного каталога, книжных иллюстраций».

Думаю, не раз и не два предстоит нам еще вернуться к творческому наследию мастера, заложенным основам клип-артовой графики, удивительной многогранности образов, но вопрос о его месте в «рабочем строю» первопроходцев начала прошлого века уже решен. Со всей очевидностью динамичный старт-ап выпускника Мюнхенской (Баварской) академии убеждает, что при ином раскладе звезд крымский живописец и график Михаил Казас взрастил бы свою лозу…

Екатерина БОРОДИНА

Справка

Михаил Моисеевич Казас (1889 – 1918).

Живописец, график, иллюстратор.

Михаил Казас родился в Севастополе в интеллигентной караимской семье. Художественный дар мальчика проявился рано, а его первым творческим наставником стал выпускник Петербургской академии художеств Н. М. Янышев. В 1905 году работы 16-летнего юноши привлекли внимание художника-панорамиста Франца Рубо, профессора класса батальной живописи и создателя панорамы «Оборона Севастополя». Он посоветовал талантливому парню ехать учиться в Мюнхен, Баварскую академию.
В 1910 году в Севастополе прошла единственная прижизненная выставка с участием Михаила Казаса, Л. Афанасьева, Ф. Коппа и В. Золотарёва. «Выставка 4-х» показала, по словам искусствоведа Рудольфа Подуфалого, «уверенное мастерство и творческую самостоятельность автора». В краткой аннотации к юбилейной выставке М. М. Казаса, посвященной 100-летию со дня рождения художника, исследователь отмечает, что подавляющее большинство сохранившихся работ Михаила Казаса исполнено в период с 1909 по 1914 годы… Разностороннее дарование, высокая культура и артистизм М. Казаса позволяют сопоставить его с крупнейшими русскими мастерами конца ХIХ – начала ХХ века. Особенно близок он художникам «Мира искусства».
По возвращении из Парижа М.М. Казас работает в Крыму, совершает путешествие в Закавказье, едет в Петербург знакомиться с русским искусством. С первой мобилизацией 1914 года художник попадает в действующую армию. Жизнь подающего большие надежды мастера трагически оборвалась 23 февраля 1918 года. Михаил Моисеевич Казас, в числе других русских офицеров, был расстрелян как участник белогвардейского движения.
В 2009-м году в залах отдела документов по искусству Республиканской универсальной научной библиотеки имени И. Я. Франко в рамках мероприятий памяти искусствоведа Рудольфа Подуфалого прошла мемориальная выставка Михаила Казаса.